Промышленное искусство

Алексей Иванов, известный по книгам «Географ глобус пропил», «Хребет России» и «Общага-на-крови», также культуролог, сценарист и искусствовед. Он исследует Урал, показывая, как индустриальные объекты становятся значимыми и формируют самобытную цивилизацию. В эксклюзивном интервью писатель делится своим видением промышленного искусства.

— Алексей Викторович, как появились понятия промышленного искусства и художественной промышленности?

— Промышленное искусство появилось тогда, когда заводы начали работать для нужд простого человека, обывателя. А понятие «промышленного искусства» было сформулировано во второй половине XX века искусствоведом Уральского университета Борисом Павловским. «Художественная промышленность» — это выпуск произведений искусства в промышленных масштабах. Промышленное искусство может быть предметом единичным, как, например, ваза камнереза. А художественная промышленность всегда имеет дело с крупными тиражами произведений. Но эти два явления объединены тем, что они всегда имеют отношение к заводам. Отношения могут быть разными, но завод в них присутствует непременно.

— Каково происхождение промышленного искусства?

— Художественное творчество на заводах начало развиваться в середине XVIII века. «Первой ласточкой» была медная посуда. Тогда она стоила очень дорого и приносила заводчикам большие деньги. Посуду — самовары, кувшины, блюда — начали выпускать на Иргинском, Суксунском, Невьянском, Троицком заводах. В Екатеринбурге появилась Монетная фабрика, где было востребовано искусство медальеров. И Гранильная фабрика, которая обеспечивала нужды дворца изделиями из поделочного камня. Потом появились и другие феномены: каслинское литье, златоустовская гравюра на стали, тагильский подносный промысел, екатеринбургское бронзовое литье, екатеринбургский гранильный промысел, кунгурские селенитчики, лысьвенская эмаль.

Художественную значимость эти изделия начали обретать тогда, когда ими стала пользоваться элита российского общества. У элиты были образование и вкус, элита требовала определенного уровня, и с уральскими заводами начали работать профессиональные художники, выпускники Академии. Художественное качество постепенно поднималось и в тех отраслях промышленного искусства, которые обслуживали простонародье. Прорывом на широкий рынок стала вторая половина XIX века. Тогда работы екатеринбургских камнерезов, каслинских литейщиков и златоустовских граверов стали доступны всем.

— В чем заключается феномен заводского творчества и когда оно начало приобретать художественную значимость?

— Сложно сказать, в чем заключается феномен заводского творчества. Подобные произведения украшали жизнь и демонстрировали виртуозность уральских мастеров. А для широких народных масс, не знакомых с уральской индустрией, они словно бы объясняли, что угрюмые железные заводы тоже имеют душу. Впрочем, как сказал Оскар Уайльд, «настоящее» искусство не имеет цели.

— Стало ли заводское искусство полноценным самостоятельным направлением?

— Заводское искусство не стало полноценным самостоятельным направлением, но не потому, что мастерам не хватало таланта или образования, а потому, что в нем есть неразрешимое противоречие. Например, проблема авторства. Кто автор прекрасной яшмовой вазы? Столичный художник, нарисовавший чертеж, или уральский мастер, который подобрал камень с рисунком и выточил изделие. Другая проблема — подлинник и копия. Скажем, партия из тысячи одинаковых скульптурок каслинского литья — они все подлинники или они все копии?

Но непризнание «промышленного искусства» за самостоятельный род искусства на самом деле ничего не значит. Эти произведения выставляются в художественных галереях, изучаются искусствоведами, продаются за немалые деньги и просто радуют сердца тех, кто на них смотрит.

— Какие заводчане приобрели известность и вошли в историю как авторы художественных произведений?

— Самый известный уральский мастер-художник – Данила Мастер, который пытался постичь красоту камня. Но, конечно, мы помним имена и реальных мастеров. Это Иван Бушуев, златоустовский гравер – Иванко-Крылатко. Это мастера Худояровы из Тагила, создатели «хрустального лака». Это литейщик Василий Торокин, сотворивший «чугунную бабушку». Есть и другие мастера, и их немало.

— Как они вписываются в общие тенденции развития искусства?

— Промышленное искусство всегда шло в ногу со временем. Первая медная посуда имеет барочные формы и пышные украшения. А произведения Екатеринбургской гранильной фабрики — это классицизм в чистом виде. А вот поделки мастеров-гранильщиков — уже стиль модерн. На Лысьвенском заводе собрана коллекция посуды, украшенной в духе плакатов соцреализма.

Но у промышленного искусства сложные отношения с большими стилями. Возьмем, скажем, стиль модерн. Суть его в том, чтобы сделать любое произведение искусства «человечным», не пафосным, приватным. Здания, построенные в стиле модерн, формами напоминают мебель, а памятники превращаются в «кабинетные чугуны» — скульптуры для украшения каминных полок и письменных столов. «Медный всадник» — произведение в стиле классицизма, а его маленькая копия в виде настольной фигурки — это уже модерн.

— Каким направлениям промышленного искусства удалось коммерциализироваться?

— Промышленное искусство не имеет большого коммерческого потенциала. Но оно обладает огромным символическим капиталом. Скажем, в 90-х годах Каслинский завод был на грани банкротства, но власти не могли закрыть завод, который известен на весь мир своим удивительным литьем, и нашли деньги на реконструкцию. Так чугунные скульптурки спасли огромное предприятие, хотя художественное литье составляло лишь одну десятую процента от всей его продукции.

Можно вспомнить, что малахитовый промысел Урала уцелел благодаря сказам Бажова. В 30-е годы малахит считался мещанским камнем, недостойным победившего пролетариата, и в живых остался только один мастер-малахитчик, а сказы Бажова вернули малахиту его престиж.

— Какие перспективы развития имеет заводское искусство?

— Предугадать перспективы развития промышленного искусства невозможно. Невозможно предсказать, как это искусство будет связано с индустриальными технологиями XXI века и визуальностью эпохи нейросетей, но очевидно одно: если на заводах появится художник, который вдруг придумает, что надо делать для нового расцвета промышленного искусства, то завод его поддержит — и расцветет. Ведь так уже случалось, когда художники придумали совместить советский авангард 20-х годов с индустриальной архитектурой. И заводы, Челябинский и Первоуральский, превратились в арт-пространство новейшего времени.